Тем для размышлений хватало.
Орчата рассматривали и обнюхивали его с бесцеремонной щенячьей непосредственностью, от которой быстро отучают человеческих детей и которая казалась оркам совершенно естественной. Никакого намека на этикет и дисциплину в человеческом смысле тут, в пещерах, никто бы не усмотрел. Орки всегда задавали именно те вопросы, на которые хотели получить ответ, и говорили именно то, что хотели сказать — человеку от этого иногда бывало отменно худо.
— А почему ты такой тощий? — спрашивало милое существо с еще мягкой шерсткой, стоящей дыбом на макушке. — А ты настоящий эльф или так? А ты много кого убил?
— Не знаю, — говорил Дэни. — Не настоящий. Да, много.
— Хочешь улитку? — спрашивало от щедрости душевной другое существо, у которого шерстка была забрана в четыре пучка, а один молочный клык выпал. — Скоро их уже не будет, они к зиме прячутся.
— Я их не люблю, — признавался Дэни, и улитка съедалась без его участия.
Дэни видел, как орки-женщины пряли и ткали расчесанную шерсть яков, и как из той же шерсти делался войлок, плотный, как панцирь. Как-то раз он целый час торчал около кузницы, наблюдая за оружейниками, пока старый орк по имени Хромой Пес не рявкнул, что зрители уже надоели. Дэни смотрел, как орки зачем-то вытягивают из нагретой меди бесконечную, очень тонкую нить, и как другие орки подолгу принюхиваются к воздуху в разных местах пещеры и поправляют висящие и трепещущие от сквозняка на выступах камня пергаментные полоски. Однажды он случайно забрел в круглый зал, где вращалась и гудела громадная, опутанная медными нитями вертушка, и даже сам воздух там казался каким-то странным и вибрировал от гула, но из этого зала его тут же выпроводили, не позволив рассмотреть все как следует.
Никто ничего не объяснял. Дэни попросил объяснений у Паука, но тот махнул рукой, сказав, что у людей нет подходящих слов. Прочие хихикали, толкались, но не говорили и этого.
Однажды, неподалеку от лестницы, ведущей на карниз, по которому Дэни ходил с Пауком к роднику, случилась особенно неудачная встреча. Светловолосый вояка с располосованной шрамами равнодушной мордой, который носил на шее в виде стильного украшения шнурок, продетый в человеческий шейный же позвонок, остановился, рассматривая Дэни пристальным холодным взглядом, уперев лишенные мизинцев ладони в колени, а потом сказал по-человечески, отменно чисто, почти не взвизгивая и не похрюкивая:
— И на потроха Барлоговы ты сдался Пауку? Убийца, урод, мордой и сейчас смахиваешь на лешаков… Какая от тебя может быть польза?
Дэни растерялся. Он вспомнил этого орка, который смотрел с края пропасти, приятеля Паука, и не нашелся, что ответить. Орк поймал его за шею, притянул к себе, принюхался и отпустил. Дэни невольно шарахнулся, а орк сказал:
— Ты уже совсем не воняешь лешачкой. То есть, по-моему, вполне годишься в пищу. И это, дорогуша, я думаю, единственное, на что ты годишься.
— Некоторые считают, что люди невкусные, — сказал Дэни, попытавшись улыбнуться.
Ухмыльнулся и орк. От его мины Дэни взяла оторопь.
— Эти некоторые не умеют их готовить, — проговорил он с такой вкрадчивой ласковостью, что Дэни захотелось немедленно убраться с его глаз долой. — Они — наемники. У них возможностей не было. Им надо было с такими вот тварями как-то уживаться. Мертвечина — да, не слишком хороша. Но если резать кусочки из живого — то не намного хуже человеческой коровы. Слишком жирное, конечно, мясо, и с привкусом — в общем, мясо, словно у свиньи, но вполне…
Орк сделал шаг вперед, а Дэни — шаг назад, и почувствовал лопатками шероховатую твердость стены. Орк ухмыльнулся шире, показав волчьи клыки.
— И потом, — продолжал он в том же тоне, опершись на стену изуродованной ладонью, — в этом случае не очень важно, вкусно или невкусно. Это было бы весело, понимаешь? Лично я бы тебя и связывать не стал: ткнуть вот сюда, пониже шеи — и готов. Дергаться не будешь. Но быстро не сдохнешь.
Дэни глубоко вдохнул, пытаясь устоять перед этим шквалом вкрадчивой ненависти.
— Я тебе кого-то напоминаю? — спросил он.
— Мою подругу, — сказал орк, чей оскал уже не притворялся усмешкой. — Мою мать. Моих друзей. Когда я вижу таких, как ты, я вспоминаю, кто их убил.
— Я не знал, — прошептал Дэни. — Честное слово, мне жаль, что вы…
— Ты еще не знаешь, насколько мне это неинтересно, — сказал орк.
Дэни вдохнул еще раз и выпрямился.
— Ты хочешь отомстить за них мне? — спросил он спокойнее. — Ну давай. Это очень удобно — мстить тем, кто без оружия и не воюет. Гораздо удобнее, чем вооруженным.
Орк отстранился и снова окинул Дэни неприязненным взглядом с головы до ног.
— Умно, — оценил он. Теперь орочье рычание в его голосе было слышнее. — Хорошо выкрутился, прихвостень лешачки. Я запомню. Только имей в виду — ты жив исключительно благодаря Пауку.
— Да знаю я, — проронил Дэни устало. — Я помню, что ты хотел меня убить еще тогда, в день битвы. Но, видишь ли, боец, я не воюю с вами из-за Паука, и не потому, что я пленник Паука, а потому, что я хочу быть его другом.
Орк оскалился.
— Чесотка от таких друзей, если вовремя не вывести, — сказал он, сморщив нос.
— Я не воюю с аршами, — повторил Дэни. — И жалею, что воевал. А ты можешь ненавидеть меня, сколько хочешь, только за то, что я человек.
— Ты не человек, — сказал орк. — Ты — какой-то полукровка. Полуэльф.
— Я — обыкновенный человек, — сказал Дэни. — Правда. Паук назвал меня Эльфом, но это шутка. Меня зовут Дэни Лисс, я родился у людей, жил в человеческой деревне. Со мной случилась странная история, но это не сделало меня эльфом.