Слуги зла - Страница 7

О дозорных и впрямь пришлось позаботиться. Впрочем, те, кто караулил спящих, отлично развлекались едой, а свободные просыпались, чтобы еще поесть и попить или выскочить из пещеры по нужде. Ночь пришла холодная, но сытым бойцам, спящим у тлеющего костра, казалось, что возвращается настоящее лето…

Следующим утром дождь лил как из ведра; пещера отсырела и пахла водой, но казалась удивительно уютной. В костре еле тлели со вчерашнего вечера два полена, сложенные концами, чтобы чуть-чуть просушить воздух, Шпилька и Крыса набросали на них остатки хвороста. Бойцы лениво валялись на песке около костра и вели неторопливые утренние разговоры. Уходить из пещеры в сильный дождь не хотелось; самые вкусные части коровы, вроде печени, сердца, мозга, вымени и окороков, разумеется, закончились еще вчера, но осталось еще немало мяса и мозговые кости.

Все бойцы понимали, что их ждет непростое и непредсказуемое будущее. Здесь, в этой юго-западной горной стране людей, теперь совершенно невозможно не только найти работу, но и просто открыто путешествовать — смугло-зеленая кожа арша и его коренастая длиннорукая фигура действовали на местных жителей как красная тряпка на быка. Появление бойцов вблизи любого поселка чревато стычкой; кроме местных поселян, из которых солдаты не лучше, чем из дерьма железо, всюду рыскают отряды королевских стрелков — не слишком опасные, но все-таки довольно умелые вояки. Но хуже всего мирный договор, заключенный местным королем с эльфами. Теперь рыцари королевы Маб шляются по всей стране безнаказанно и не прячась, действуя с королевскими стрелками заодно.

Если нарваться на эльфийский патруль, будет бойня. Обоюдная. Насмерть. Этих надо признать достойными противниками: неплохи в рукопашной, а лучники вообще непревзойденные. И даже сравнительно легкие раны от эльфийских стрел могут быть смертельны от заражения крови, будто неистовая ненависть убивает не хуже яда.

Учитывая все это, никто не рвался покидать пещеру — сравнительно безопасное, сравнительно комфортное убежище. Как-то не сговариваясь, бойцы приняли общее решение: денек посидеть в тепле, дать отдохнуть ногам, спокойно доесть мясо, поболтать, может, еще и дождь переждать, а уж завтра двинуться в путь. Прежде чем красться по лесам, кишащим мерзкой магией, или пробиваться с боями на северо-восток, на родину или, по крайней мере, в те места, где люди настроены к аршам нейтрально, надо дать хорошую передышку напряженным нервам и перегруженным мышцам. И мясо переварить, кстати.

Дремали, просыпались пообгрызать хрящи с костей и выпить водички, снова погружались в полудрему. Клык по давней привычке вырезал из сучка носатую рожицу с коровьими рогами и хамской беззубой ухмылкой. Мелкий несколько наладил отношения со Шпилькой: сидел рядом, обнюхивал ее волосы и шею, покусывал за уши — и она его не гнала, хоть и не отвечала особенно. Пырей с Крысой, утомленные забавами и едой, спали в темном уголке. Красавчик и Паук слушали Хорька.

Мало кто с ходу принимал Хорька всерьез. Этот боец был старым другом и почти ровесником Клыка, но рядом с ним казался много моложе и выглядел уморительным задохликом — худой и маленького росточка, плечи узкие, какой-то нелепый хохолок над физиономией, непонятно, безобразной или трогательной. Нос острый, скулы острые, подбородок острый, глаза слишком большие и почти бесцветные, а клыков из-под нижней губы почти не видно — не смешно ли, действительно… Если бы такое лицо не было выразительным и подвижным, любой бы прямо сказал — урод и ничего больше. Но именно Хорек имел на удивление обманчивую наружность.

Вместе с Клыком, Вьюгой и такими прославленными бойцами, как Шершень и Тень, маленький задохлик участвовал в девяти кампаниях. Потрясающий лучник, он, бывало, выбивал стрелой оружие из рук врагов, убивал в глаз или в переносицу, а в мирные минуты на спор всаживал четыре стрелы одну в другую. Никто не понимал, откуда у Хорька берутся силы на отчаянные фехтовальные поединки, но все, рубившиеся рядом с ним, признавали, что дерется он лихо: маленький рост, вероятно, увеличивал его маневр и скорость. После первого же боя в любом отряде над Хорьком обычно переставали подтрунивать. Как-то он рассказал старым друзьям, что его первое имя было Заморыш; пришлось драться втройне отчаянно и приложить очень много сил, чтобы получить новое имя, достойное. Хорек — это достойно: маленький, гибкий и очень отважный хищник, уважаемый зверь.

Слабостью Хорька были всевозможные слухи и байки. Его болтовня частенько выходила из ряда вон; только он из всей команды Клыка мог запомнить какую-нибудь отменную глупость и выдать ее с более или менее серьезным видом. Набор диких шуточек в его репертуаре все время пополнялся, и новинки коллекции просто-таки не давали бойцу спокойно жить, тем более что команда относилась к этой его особенности, как к невинному чудачеству и отчасти забавному развлечению в свободные минуты. Поэтому никого не удивило, что, едва отдышавшись после марша, стоившего ему не меньше года жизни, Хорек уже не мог дремать, не выложив товарищам охапку свежих сплетен, которые пришлось тащить в себе от самой затопленной крепости.

— Я от одного вельможи слышал, — говорил он, вылизывая мозг из осколков кости, — что некоторые человеческие авторитеты считают, будто арши — это изуродованные эльфы.

Слушатели расхохотались.

— Ну да, — сказал Клык. — А буйволы — это изуродованные тощие козы.

К общему смеху присоединился и Хорек.

— Глупость, конечно, — сказал он, хихикнув, — насчет того, кто из нас изуродованный, но вообще какой-то смысл виднеется. Вот скажите, почему на аршей эльфийские чары не действуют? Людей они могут морочить, а нас — нет, может, мы точно родичи? Как ты думаешь, а, Шпилька?